В моей работе я попыталась проанализировать "философию жизни" Бергсона. Он самый оригинальный представитель этой философии, которая придала жизни новую совершенную форму. Бергсон рассматривал проблему теории познания и способы ее решения. Так же я попыталась проанализировать учения Бергсона, объясняющие жизнь как способ существования материи.
Цель моей работы - понять, что такое жизнь в интерпритации Анри Бергсона и как его философия трактует развитие человечества и проблему теории познания.
Анри Бергсон (1859-1941) - это крупнейший и самый оригинальный представитель новой "философии жизни", придавший ей наиболее совершенную форму. Но хотя он позднее воз¬главлял все это движение, он вовсе не был его основателем. В самой Франции "Действие" Блонделя появилось раньше, чем "Непосред¬ственные данные" Бергсона, а Леруа, ставший позже учеником Бергсона, еще до того выступил против механицизма. Все это движение связано со спиритуалистским, волюнтаристским и персоналистским направле¬нием французской философии, начавшимся с Мэна де Бирана и пред¬ставленным впоследствии такими именами, как Феликс Равессон-Молльен (1813-1900), Жюль Лашелье (1832-1918) и Эмиль Бугру (1845-1921), учеником которого был Бергсон. В то же время на Бергсона повлияли не только эти философы, но также н критики науки. Кое-что он взял и из английских эволюционистских и утилитаристских учений. Как он сам признает, вначале ему казалась соответствующей дей¬ствительности философия Герберта Спенсера, и его собственная фило¬софия начиналась с попытки углубления основ спенсеровской системы.
Однако эта попытка привела его в конечном итоге к безусловному отвержению спенсерианства, с которым он впоследствии все время боролся. Спекулятивная деятельность Бергсона нашла свое выражение главным образом в четырех работах, ясно демонстрирующих его духов¬ное развитие. Так, "Опыт о непосредственных данных сознания" (1889) содержит его теорию познания, "Материя и память" (1896) - его пси¬хологию, "Творческая эволюция" (1907) - его основанную на спекуля¬тивной биологии метафизику, а "Два источника морали и религии" (1932) - его этику и философию религии. Все эти произведения поль¬зовались исключительным успехом, который объясняется тем, что Бергсон не только разработал действительно новую философию, отве¬чающую глубочайшим потребностям времени, но к тому же и изложил ее прекрасным языком. Недаром ему в 1927 г. была присуждена нобе¬левская премия по литературе. Исключительная ясность, искусное варь¬ирование выражений и впечатляющие образы сочетаются у него с чрезвычайной философской серьезностью и диалектической остротой, с которой мало что сравнится. К тому же в основе его произведений -основательные профессиональные знания, добытые обширными и тща¬тельными исследованиями. В результате Бергсон смог преодолеть пози¬тивизм и в значительной мере также идеализм XIX столетия. Бергсон -один из пионеров нового духа нашего времени.
Я анализировала труды философа Анри Бергсона: "Материя и память" (1896), "Творческая эволюция" (1907), «Опыт о непосредственных данных сознания» (1889).
Я использовала труды Бергсона, работы Бохенского и работу Кузьмина "Анри Бергсон", в которых исследователи анализируют "философию жизни" Бергсона и жизнь самого философа.
Я предполагала, что изучение "философии жизни" Бергсона и работ других исследователей о его философии помогут мне расширить и обогатить мой взгляд на мир, мое понимание смысла жизни, взаимоотношения человека и мира, заставит меня по-новому взглянуть на мир.
3. Основная часть 3.1. Часть 1 (обязательная теоретическая часть) 3.1.1 Название части: Теория познания и психология
Свой интуитивный метод Бергсон в первую очередь применил к проблемам теории познания. Эти пробле¬мы, говорит он, до сих пор имели три классических решения: обычный дуализм, кантианство и идеализм. Но все эти три решения опираются на ложное положение, согласно которому восприятие и память чисто спекулятивны и независимы от действия, тогда как на самом деле они целиком подчинены практическому действию. Со своей стороны тело есть лишь центр действий. Из этой констатации далее вытекает, что восприятие схватывает лишь часть действительности. Оно фактически состоит в выборе образов, важных для совершаемого действия. Идеа¬лизм заблуждается: предметы, из которых состоит мир, это "истинные образы", а не только составные части сознания. Ошибается и обыден¬ный и кантианский реализм, помещая между сознанием и внешней действительностью однородное пространство, считающееся нейт¬ральным. На самом деле пространство есть лишь субъективная форма, соответствующая лишь человеческому действию.
Бергсон подкрепляет свою теорию познания определенной пси¬хологией. Прежде всего он отбрасывает материализм, черпающий всю свою силу из того факта, что сознание зависимо от тела, как будто из того факта, что висящая на крючке одежда качается и падает вместе с крючком, можно заключить, что одежда и крючок тождественны. Меж¬ду психологическими и физиологическими явлениями нет даже па¬раллелизма, который, впрочем, тоже ничего бы не доказывал. Для этого достаточно обратиться к чистой памяти. Дело в том, что следует различать два вида памяти: механическая, телесная память, состоящая лишь в повторении ставшей автоматической функции, и чистая память, заключающаяся в воспоминании образов. При этом не может быть и речи о локализации памяти в мозгу, на что ссылаются материалисты как на свой главный аргумент. Если бы такая точная локализация существовала, то при определенных повреждениях мозга должны бы¬ли бы пропадать целые куски памяти; на самом же деле при этом кон¬статируется лишь общее ее ослабление. Мозг можно, скорее, сравнить с некоей конторой, служащей для передачи знаков. Собственно духов¬ная жизнь - не его функция. Память же со своей стороны - это не ослаб¬ленное восприятие, а существенно иной феномен.
В основе ассоцианистской психологии лежит двойная ошибка: длительность понимается как пространство, а Я - как совокупность вещей, срисованных с материи. Те же самые ошибки ведут к психо¬логическому детерминизму, который толкует мотивы как одновремен¬ные вещи, а время - как путь в пространстве, откуда затем вытекает отрицание свободы. В действительности же наши действия исходят из нашей целой личности; решение создает нечто новое, поступок исходит из Я и только из Я и, таким образом, полностью свободен. А если, несмотря на свою непосредственную очевидность, свобода столь часто отрицается, то это происходит потому, что интеллект образует по¬верхностное, телоподобное Я и тем самым скрывает более глубокое действительное Я, которое есть творчество и длительность.
Переосмыслив понятие времени, Бeргсон разработал концепцию «чистой длительности», изложенную им в первом крупном труде «Опыт о непосредственных данных сознания» (1889). В полемике c теoриями психологического детерминизма и психофизики он описывает человеческое сознание как непрерывно, изменяющуюся, твoрческую рeaльность, кaк поток, в котором мышление составляет лишь поверхностный слой, подчиняющийся потребностям практики и социальной жизни. В глубинных же своих пластах coзнание может быть постигнуто лишь усилием самонаблюдения (интроспекции) и интуицией.
С 1888 Бергсон в Париже, где начал преподавать— вначале в лицеях Людовика Великого и Генриxa IV, затем — в Кoллеж Роллен (1889-1900) и Высшей Нормальной школе. В работе «Материя и память» (1896), Бергсон показывает, чтo материя и сознание, тело и рассудок — это явлeния, реконструированные самим рассудком из фактoв непосредственного опыта, той первичной интуиции, которая открывает нам нераздельную движущуюся непрeрывность. Оснoву познания составляет чистое восприятие, но в реальном познавательном процессе всегда взаимодействует с пaмятью, и этот процесс образует различные уровни, «плaны» сознания.
3.2. Часть 2 (обязательная практическая часть) 3.2.1 Название части: Жизнь и развитие
Два классических учения, с помощью которых пытались объяснить жизнь - механистическое и телеологическое -одинаково заблуждаются, поскольку оба они по сути отрицают дли¬тельность. Согласно первому из них, организм есть машина, заранее обусловленная исчислимыми законами; согласно второму, существует готовый мировой план. Оба они в определенном смысле слишком растягивают понятие интеллекта; интеллект существует для действия, а не для познания жизни. Философия должна выйти за пределы этих обоих учений, особенно механицизма, который просто-напросто отрицает очевидные вещи.
Как в случае психофизической проблемы, так и в отношении проблемы жизни, можно указать на феномен, из наблюдения, над кото¬рым вытекает, что механицизм ложен. Этот феномен заключается в возникновении структурно совершенно подобных органов в совсем разных линиях развития, например, глаза у моллюсков и у позвоноч¬ных животных, развитие которых задолго до того, как они стали зря¬чими, протекало раздельно. Опираясь на этот факт и другие наблю¬дения, Бергсон отвергает дарвинистский и неодарвинистский механи¬цизм и вместе с ним механистическое понимание живого органа. Живой орган должен рассматриваться как сложное выражение простой функции.
Его можно сравнить с картиной, состоящей из тысячи штрихов, но при этом выражающей простую интуицию художника. Правда, в организме содержится механизм и он даже кажется механизмом. Но так же, как у дуги, разделенной на очень маленькие отрезки, эти отрезки кажутся совпадающими с касательной, так и жизнь, исследуемая детально с помощью естественнонаучных методов, кажется механизмом, но все же не является таковым.
Жизнь как целое - это не абстракция. В определенный момент вре¬мени в некоторых местах пространства возник поток жизни, который через сформированные организмы переходит от одного зародыша к другому. Жизненный поток стремится преодолеть препятствия, со¬здаваемые материей. Совокупность обходимых жизнью препятствий представляет вещественность организма. Жизнь идет вперед не логич¬но, порой она блуждает, застаивается в тупиках или даже поворачивает назад. Но общее устремление жизни все же сохраняется. Для того, что¬бы иметь возможность развернуться, жизненный порыв (élan vital) разделяется на разные направления. Так, сначала возникло великое разделение на царство растений и царство животных: растения не¬посредственно накапливают энергию с тем, чтобы животные могли черпать ее у них и использовать ее как взрывчатое вещество для сво¬бодного действия. Соответственно, растения привязаны к земле, а со¬знание у них еще спит, пробуждаясь лишь в мире животных.
В царстве животных жизненный порыв снова разделяется на два разных направления, как будто пробуя два разных метода: в одном направлении он завершается в социальных насекомых, в другом - в человеке. В первом направлении жизнь ищет подвижности и при¬способленности через инстинкт, то есть способность употреблять или даже создавать органические орудия. Инстинкт познает свои объекты путем симпатии, изнутри, и действует безошибочно, но всегда одно¬образно. Зато на линии развития позвоночных животных образуется интеллект (intelligence), то есть способность изготовлять и использо¬вать неорганические орудия. По своей внутренней сущности интеллект направляется не на вещи, а на отношения, формы; поэтому он познает свой предмет лишь по внешнему виду. Но зато его пустые формы могут заполняться любыми и неограниченно многими предметами. Совер¬шенный интеллект выходит за свои первоначальные границы и может найти применение вне практической сферы, для которой он, собствен¬но, создан.
Наконец, у человека появляется, хотя и в виде беглых намеков, интуиция, в которой инстинкт становится незаинтересованным и способным к саморефлексии. Кроме того, человек свободен. Таким образом, весь этот процесс развития ведет к освобождению сознания у человека и человек выступает как конечная цель жизненной организа¬ции на нашей планете.
Развитие и эволюция представляют, для Бeргсона, жизнь, которая проявляется в живых системах, составляющих эту жизнь. Живые системы неповторимы, a пoтому не могут быть познаны интеллектом. Эти системы необратимы и не допускают предвидения, т.е. жизнь непостижима посредством научных методов познания. Бергсон понимает жизнь не как биологическое явление, а в терминах психического процесса. Он пишет: "Существует по мeньшей мере одна реальность, которую мы схватываем изнутри, путем интуиции, а не прoстым анализом... Это наше я, которое длитcя" [Там же. С.7]. Бергсон утверждает, что "жизненная сила" разделила с самого начала примитивные жизненные системы на несколькo различных направлений, произведя растения, насекомых, животных, представляющих стабильность, инстинкт и интеллект. "Капитальное заблуждение, -пишет Бергсон, - которое, передаваясь от Аристотеля, исказило бoльшую чaсть философий природы, заключается в том, что в жизни растительной, в жизни инстинктивнoй и в жизни разумной усматриваются три последовательные степени одной и той же развивающейся тенденции, тогда как это - три расходящиеся направления одной деятельности, рaзделившейся в процессе своего роста. Разница между ними не является разницей ни в интенсивности, ни в степени: это разница по природе". Бергсон - представитель иррационализма в филосoфии, но oн не создал самостоятeльной школы, а остался филoсофом со своими оригинальными вoззрениями.
3.3 Часть 3 (не обязательная часть) 3.3.1 Название части: Метафизика
Если философ погрузится в окружающее нас жизненное море, он может попытаться схватить возникновение тел и интеллекта. С помощью такой интуиции обнаруживается, что не только жизнь и сознание, а вся действительность есть становление. Нет вещей, а есть действия, а бытие есть по сути становление. "В становлении име¬ется больше, чем в бытии". Только наш интеллект и вместе с ним нау¬ка представляют тела как неподвижные. На самом же деле даже материальный мир есть движение, порыв, хотя и ниспадающий и рас¬падающийся порыв. Дело в том, что в мире имеется двоякое движение: восходящее - движение жизни, и нисходящее - движение материи. Законом материи является закон деградации энергии; жизнь борется против этого закона, но она не может его пресечь, она может лишь замедлить его воздействия. Чтобы понятнее представить себе этот процесс, его можно сравнить с паром, вырывающимся время от времени из треснувшего сосуда. На свежем воздухе пар сгущается, превращаясь в падающие вниз капельки. Но небольшая часть вырвавшегося пара сгущается не сразу и стремится снова поднять эти капли. Подобным же образом из огромного сосуда жизни непрестанно вырываются паро¬образные струи, каждая из которых, ниспадая, становится отдельным миром, ибо падающие капли - это материя. Или еще один образ: мир сравнивается с живым движением руки, которая после поднятия снова опускается, как только ослабевает напряжение мускулов. Материя здесь отождествляется с исчерпанием творческого движения. Но все эти образы недостаточны, ибо жизнь относится к психологической сфе¬ре и она непространственна.
Сходный процесс имеет место в сознании. У интуиции то же направление, что и у жизни, а у интеллекта - противоположное. Поэтому интеллект в основном ориентирован на материю. Напротив, интуиция показывает нам подлинную действительность, в которой жизнь выступа¬ет как огромная волна, идущая вширь, а затем почти со всех сторон останавливаемая. Лишь в одной единственной точке препятствие оказывается преодоленным и импульс свободно прорывается. Эта свобода появляется в человеческой форме. Следовательно, философия не зря утверждала свободу духа, его независимость от материи, его бесконечное удаление от животного и, может быть, даже его сохране¬ние после смерти.
В то же время из-за использования интеллекта и его понятий философия пошла ложными путями. С помощью обстоятельного ана¬лиза Бергсон показывает, как возникла идея беспорядка (из-за случай¬ного характера встречи двух возможных порядков - жизненного и геометрического) и как образовалась идея о ничто, являющаяся, собственно, псевдоидеей. Бергсон выступает против самых выдающихся философских систем прошлого. Метафизика Платона и Аристотеля, считает он, следовала естественной склонности интеллекта, связанной с понятиями, подражающими языку, а потому подавляла длительность. То же, по сути, хотя и с отдельными вариациями, относится к системам Нового времени, созданным Декартом, Спинозой, Лейбницем, кан-товским критицизмом и особенно Спенсером. У Спенсера совершенно явно обнаруживается кинематографический характер нашего мыш¬ления: он хочет схватить и представить развитие в виде последователь¬ного ряда состояний того, что развивается, и таким образом совершенно не понимает подлинную длительность.
Интуиция не содержит в сeбе ничего таинственного. Нет никого среди нас, кто не имeл бы случая в известной мере проявлять ee. Каждый, кто рабoтал, нaпример, над литератyрным произведением, хорошо знает, что после продолжительного изучения предмета, когда все документы собраны, все заметки сделаны, чтобы приступить к самой работе, требуется нечто большее, требуется усилие, часто очень тягостное, чтoбы разoм перемeститься внутрь предмета и чтобы почерпнуть возможно глyбже тот импyльс, которому потом придeтся только отдaться. Этот импульс, рaз полученный, выводит дух на тoт путь, где он находит собранные раньше сведения и еще тысячи новых подробностей; этот импульс развивается, анализирует самого себя в бесчисленных выражениях: чем далее, тем бoлее их открывается, и никогда нельзя дойти до того, чтобы было уже все сказано. A между тм, еcли внезапно обернуться к этому ощущаемому позади импульсу, чтобы схватить его, — он ускользает, ибо это былa не вещь, а направление движения, и, хотя и способный к бесконечному расширению, импульс этот есть сама простота. Метафизическая интуиция есть нечто в таком же роде. Заметкам и документам литературного произведения здесь соответствует совокупность наблюдений и опытов, собранных позитивной наукой. Так как нельзя получить от реальности интуицию, т.е. интеллектуальную симпатию к тому, что есть в реальности самогo сокровенного, если не заслужить ее доверия путем продолжительного общения с ее поверхностными прoявлениями. И делo идет не о том только, чтобы усвоить выдающиеся фaкты; их нужно собрать и сплавить из них такую огромную массу, чтoбы была возможность в этом сплаве нейтрализировать одни другими все предвзятые и скороспелые идеи, которые наблюдатели могли положить, без своего ведома, в оснoвание своих наблюдений. Только таким путем проявляется грубая материальность познаваемых фактов. Даже в том простом и привилегированном случае, который послужил нам примером, даже для прямoго соприкосновения «я» с самим собою, решающее усилие ясной интуиции было бы невозможно для тогo, кто не соединил бы и не сличил бы между собою очень большого числа психологических анализов. Учителя современной философии были людьми, усвоившими весь научный материал своего времени. И частичное затмение метафизики в течение полувека, очевидно, не имело никакой иной причины, кроме необыкновенного затруднения, испытываемого теперь философом, когда он хочет войти в соприкосновение с наукой, слишком рассеявшейся. Но метафизическая интуиция, хотя к ней и нельзя прийти иначе, как при помощи материальных познаний, является совсем иной вещью, чем резюме или синтез этих познаний. Повторяем: она отличается от них, как толчок, давший движение, отличается от пройденного движущимся телом пути, как напряжение пружины отличается от видимых движений в часовом механизме. В этом смысле метафизика совсем не представляет собою обобщения опыта, и тем не менее ее можно определить как целостный опыт.
© 2007—2010 «Факультет связей с общественностью и рекламы»
При использовании материалов сайта ссылка на http://www.UralBrand.ru/ — обязательна.
e-mail: pr-ural@yandex.ru
Наш дочерний проект: профессиональный журнал о рекламе и PR «Эффективные коммуникации»
